Детство и юность.
Родился Лев Ефимович Кербель 7 ноября 1917 г., в день Октябрьской революции, в селе Семеновка, ныне Черниговской области (Украина). Страна переживала тяжелейшие годы, невеселы и первые детские воспоминания Льва Ефимовича: «Родители мои жили бедно. Дед по отцу слыл неплохим скорняком, дед по материнской линии работал лесником.
Мать была на сносях, когда в село ворвались петлюровцы и стали резать евреев. Благо, наш сосед-украинец, спрятал маму в большую бочку, и беда чудом миновала. А дальше мы с бабушкой, мамой, братом, сестрой и козой-кормилицей, спасаясь от белобандитов, в товарном вагоне переезжали из города в город — то в Новозыбков, то в Ульяновск, пока не оказались в Смоленске, который стал моей второй родиной» .
Отец, хотя и не получил никакого, даже начального, образования, стал партийным работником. Семье дали квартиру, Леву устроили в школу им. Н. М. Пржевальского. Отец его неплохо рисовал, от него, вероятно, дарование передалось сыну. В 1924 г. мальчику попался в руки журнал с фоторепродукцией В. И. Ленина на смертном одре. Лев срисовал его, да так, что взрослые удивлялись — один к одному! Вскоре в школе прошел конкурс детского творчества, и будущий скульптор получил на нем первую премию в виде фотоаппарата «Фотокор», слепив шуточную глиняную композицию «У самовара я и моя Маша».
Тогда еще Лев не задумывался о том, чтобы посвятить свою жизнь художественному творчеству. Из школьных предметов его больше всего интересовала биология. Однако успешно сдать вступительные экзамены на биофак МГУ юноше не удалось . Лишь в 1933 г., когда его барельеф с изображением В. И. Ленина удостоился первой премии на областной олимпиаде художественной самодеятельности, Кербель стал относиться к своему таланту серьезней. Он решил стать скульптором.
Смоленские облоно и райком комсомола написали ему ходатайства в наркомат просвещения РСФСР с просьбой оказать помощь юноше в получении образования. Зимой 1935 г. Кербель отправляется в Москву, ходит там по кабинетам. В наркомпросе его принял сам нарком А. С. Бубнов, а потом Н.К. Крупская. Лев Ефимович вспоминал: «Отнеслась ко мне Надежда Константиновна тепло, велела принести для меня талоны на обед, а голоден я был невероятно… Как сейчас помню аромат картошки и вкусных котлет. А еще был компот!» . Крупская отправила молодого человека к известному художнику И. И. Бродскому. Тот, в свою очередь, переправил Льва к скульптору Меркурову С. Д. Кербель так описывает встречу с ним: «В мастерской мужик в кепке, с бородой. Проворчал: «Чуть что — сразу к Меркурову». Потом подобрел. Достал казан с картошкой и сосисками. Угостил. «Вот тебе маска Маяковского. Рисуй…» . Результат работы устроил знаменитого скульптора, который написал Крупской записку: «Тов. Кербель Л. Е. одаренный человек, и при систематической, правильно поставленной работе из него может выработаться хороший скульптор»
Студенческие годы.
Со справкой Меркурова и направлением от наркомпроса Лев Ефимович едет в Ленинград. В марте 1935 г. он был зачислен на подготовительный класс Всероссийской Академии художеств. В сентябре 1937 г. Кербель становится студентом I курса скульптурного факультета Института живописи, скульптуры, архитектуры и искусствоведения им. В. И. Сурикова.
Летом Лев Ефимович подрабатывает руководителем детских и художественных кружков в пионерских лагерях, в том числе и в знаменитом «Артеке». В эти годы Кербель исполняет скульптурный портрет А. С. Пушкина, для «Артека» устанавливает памятник Пионеру. Он принимает участие в конкурсе на памятник В. В. Маяковскому, и в I туре получает первую премию. Предстоял II тур, но его проведению помешала война .
Как многие студенты и старшеклассники, Кербель отправился по комсомольской путевке на рытье инженерных сооружений. Под Смоленском и Вязьмой молодой скульптор попал в прифронтовую обстановку. При одной из бомбежек на рытье окопов Кербель был контужен, какое-то время ничего не видел и не слышал и более двух месяцев пролежал в госпитале .
Суриковский институт эвакуировался в Самарканд. Продолжая там учебу, Кербель работает на Чирчикстрое. В 1942 г. он становится членом Союза художников СССР. Кербель и его сокурсники пишут заявления с просьбой отправить их на фронт. Наконец, на письмо, отправленное в ЦК ВЛКСМ, пришел положительный ответ.
В комиссариате Льву сказали, что в партизанском отряде требуется художник для подделки документов; но для того, чтобы попасть в этот отряд, требуется прыгнуть с парашютом. Лев Ефимович от такой перспективы отказался, так как не имел опыта подобных прыжков, да и в руки к фашистам попадать не хотелось. Предложили прийти завтра. На следующий день выяснилось, что на Северном флоте требуется художник для рисования агитационных плакатов, транспарантов, листовок, камуфляжной маскировки кораблей, и Кербель отправляется на Кольский полуостров.
Снежные фигуры.
Прибыв в августе 1942 г. в Мурманск, художник увидел сильно разрушенный город. На его глазах бомба попала в гостиницу «Арктика» . В Полярный, Главную базу флота и место службы, Кербель добирался на пароходе «Сосновец». Лев Ефимович вспоминал: «Он был перегружен и шел 6 часов. Но я настолько устал, что лег на бревно и проспал 3 часа. Как только не упал с крутого бревна?! Может быть, меня кто-то поддерживал своими спинами…» .
В Полярном, став штатным художником Северного флота, Кербель служил и работал в ДОФе. Жил он вместе с четырьмя артистами театра СФ в комнате барака, стоявшего на «душеновских линиях».
Рисование плакатов и другой наглядной агитации Кербелю вскоре надоело. Он просится на фронт или боевой корабль. Но его не отпускают — кому-то надо заниматься и такой работой. В конце 1942 г. ему поступило предложение украсить территорию перед центральным входом ДОФа. Лев Ефимович задумал сделать две, по обе стороны входной лестницы, снежные фигуры. С подобной работой скульптор был знаком еще в студенческие годы: в Москве студенты Суриковского института неоднократно делали в парках такие скульптуры.
Установили два каркаса из фанерных листов высотой под 10 метров. Плучек В. Н., художественный руководитель театра Северного флота, собрал всех матросов-артистов и обслугу театра, которые натаскали снег, утрамбовали его внутри каркасов, добавляя при этом немного воды. «Ох, они меня и материли!», — рассказывал Кербель . За два дня заготовки были сделаны . Щиты убрали. Наступил черед скульптора. Перед работой он взял у повара здоровенный нож для разделки мяса, «натер салом руки, чтобы не замерзали, выпил водки побольше и приступил к работе» . Мороз стоял крепкий, и Кербель за одну ночь вырезал из снежных заготовок две скульптурные композиции.
Первая представляла двух морских пехотинцев, идущих в атаку «в полушубках и бушлатах с автоматами наперевес и с гранатами, взметнувшимися над головой. Во всем их облике чувствовались натиск, решительность, порыв» . Один матрос присел, другой бежал, у обоих развевались ленточки на бескозырках. Вторая композиция показывала немца, взятого в плен краснофлотцем .
После того, как работу увидел Член Военного Совета СФ А. А. Николаев, он поблагодарил Льва Ефимовича и согласился отпустить его в боевой поход на эсминце «Разумном». Кроме него, в «творческую командировку» на корабле вышел и художник А. А. Меркулов. Последний пришел на СФ еще до войны и был настоящим «морским волком». Когда Кербель мучился «морской болезнью», Меркулов переносил качку невозмутимо: спокойно спал, ходил, ел .
Встреча с А.Г. Головко и командировка в Москву.
Наступила оттепель. Вернувшись из командировки, Кербель увидел, что его скульптуры начали таять, а у немца из носа выросла сосулька. Художника вызвал к себе командующий флотом Арсений Григорьевич Головко. Все, в том числе и Лев Ефимович, думали, что его ждет «вздрай», а Командующий «угостил чаем, побеседовал, расспросил, что да как. И закончил разговор неожиданно: «Вот что, молодой человек. Таких, как ты, необученных матросов у меня достаточно. А то, что ты умеешь делать — это очень важно. Идет страшная война, люди гибнут, показывая чудеса храбрости и отваги. Герои! Их образы надо запечатлеть, увековечить — пусть потомки увидят. Кандидатуры я сам буду подсказывать» .
Кербель объяснил Арсению Григорьевичу, что для создания скульптурных портретов требуются гипс и глина. Головко сказал, что вскоре в Москву за грузом медикаментов отправляется самолет, и оставил за скульптором возможность взять на обратном пути груз в 1,5 тонны.
В Москву летели на самолете ТБ-3 вместе с летчиком Захаром Сорокиным, которому требовалось поставить протезы вместо отмороженных ступней ног. Приземлились в Кадниково. Кербель так вспоминает об этом: «Сели под Москвой. К нам бегут бабы — продают молоко. Мы молока напились, а оно оказалось поражено бруцеллезом» . Неделю у всех болел живот; но во время войны на такие болезни внимания не обращали, лечились сами: ставили горячие сковородки на живот и т.п.
Выздоровев после такого «лечения», Кербель обращается к главному хирургу Красной Армии Н. Н. Бурденко с письмом, подписанным ЧВС СФ А. Николаевым, просит 0,5 тонны гипса. Но хирург выдает этого дефицитного во время войны материала даже больше — 1,5 тонны. Глины скульптор накопал сам в родном Суриковском институте. Сам институт эвакуировался, но глины в его запасах оказалось достаточно.
С грузом материалов Кербель возвращается в Полярный.
Мастерская в Ваенге.
Кербель получил приказ исполнить скульптурные портреты летчиков 2-го Гвардейского истребительного Краснознаменного авиационного полка. В месте базирования полка, в Ваенге ему «выделили сарайчик, продуваемый ветрами» , к тому же полуразрушенный. В этом помещении и устроил скульптор свою мастерскую. Написав на ней лозунг «В сутках 24 часа — торопись!» , Кербель приступил к работе.
Головко попросил его сделать бюст дважды Героя Советского Союза Бориса Феоктистовича Сафонова, погибшего 30 мая 1942 г. Скульптор сначала сделал его бюст на «кубике», но потом решил переделать его под памятник. Лепить приходилось с фотографий, однополчане Сафонова помогали молодому художнику рассказами о погибшем командире. Одновременно с этой работой Лев Ефимович исполняет портреты других летчиков.
Вторым скульптурным портретом стал бюст Захара Артемовича Сорокина. Он уже выписался из госпиталя, добился разрешения летать с протезами вместо ступней и вернулся в родной авиаполк. «Он зверски ненавидел фашистов, рвался в бой. Поэтому и портрет получился целеустремленным, стремящимся в бой» , — рассказывал Кербель.
Третьей работой выстраивавшейся серии «Героев-североморцев» стал бюст Петра Георгиевича Сгибнева, принявшего после гибели Сафонова командование авиаполком.
Были созданы и другие портреты летчиков: Бокия Н.А., Климова П.Д., Вербицкого К.М. Над одними художник трудился дольше, над другими быстрее. Так, работа над портретом Николая Андреевича Бокия заняла всего 40 минут — у летчика было мало времени на позирование, ему вскоре предстоял боевой вылет. «Было удивительно легко работать. — Вспоминал Кербель. — К этому располагало вдохновенное лицо моего героя, уверенная внутренняя сила, исходящая от него. Позже портрет Героя Советского Союза Н.А. Бокия обошел десятки выставок. «Это лицо, на котором написана вся война», — говорили мне об этой работе. Я отношу удачу за счет моего героя. Вдохновение бойца передалось скульптору» .
В мае 1943 г., в годовщину гибели Сафонова и в ознаменование 300-го сбитого полком фашистского самолета, Кербель устроил небольшую выставку своих работ, а скульптуру Сафонова подарил полку. Лев Ефимович рассказывал: «Каким-то образом до Сталина дошло, что делается скульптура Сафонову, и он указал — отныне всем дважды Героям Советского Союза ставить памятник на родине» . Кербеля командируют на родину Бориса Феоктистовича, в село Сенявино, под Тулу. Там он определяет место, где надо установить памятник летчику, и отбывает обратно на СФ. Отливка и установка бюста производилась уже без его участия. Позже этот памятник перенесут в Тулу.
Заметив продуктивность молодого художника, заместитель начальника Политуправления СФ по культуре «Натыкач, неплохой, в общем, человек, но ничего не понимающий в искусстве» (характеристика Кербеля Л. Е.) , представил ему список на 40 скульптурных портретов, которые тот должен был сделать за месяц. Ошарашенный таким поворотом событий, Кербель обратился к Головко. Тот успокоил скульптора: «Только дурак мог такое предложить» . Чтобы не выглядеть жалобщиком, Лев Ефимович попросил командующего не рассказывать об этом разговоре Натыкачу, тот обещал.
В Ваенге Кербель сдружился с Израилем Фисановичем. Того специально командировали в его мастерскую: Головко попросил сделать его портрет. Эта дружба сохранилась до самой гибели Фисановича в 1944 г. Отправляясь в Англию получать в командование подлодку «В-1», Израиль Ильич оставил своему другу на хранение личные вещи. Из этого похода, как известно, Фисанович не вернулся…
Кербель запомнил слова Головко о «необученных матросах». Ему не хотелось слыть таковым, да и для того, чтобы делать портреты героев, нужно видеть их не только в мастерской, но и в боевой обстановке. Несколько устав от работы в Ваенге, Кербель опять просится поучаствовать в боевых походах кораблей. «Добро» ему давали, он выходил в море на ЭМ «Гремящий», побывал в учебном походе ПЛ «М-172», командиром которой был Фисанович. Позже скульптор ходил в учебный поход на торпедном катере вместе Александром Осиповичем Шабалиным. «Это был очень простой, неговорливый, но талантливый человек. — Вспоминает Кербель, — Все он делал четко, без суеты, и за это его подчиненные очень любили… Очень жалею, что не исполнил при жизни портрета Шабалина» . Побывал Кербель и в освобожденной морскими пехотинцами Печенге (осень 1944 г.).
Мастерская в Полярном.
В середине 1943 г. Кербеля переводят в Полярный: нужно было приступать к отображению портретов героев-подводников. В подплаве ему выделили помещение. «Там был клуб на втором этаже здания рядом со столовой. В этом помещении я и устроил мастерскую», — рассказывал Лев Ефимович . Здесь он создал бюсты подводников Колышкина И.А., Лунина Н.А., Старикова В.Г., Трипольского А.В., Лебедева А.М., а также командующего Головко А.Г., главного хирурга СФ Арапова Д.А., разведчика Агафонова С.М. и др. По просьбе Головко скульптор исполнил и скульптурный портрет первого командующего Северным флотом К.И. Душенова, ведь все понимали, что он не «враг народа».
Всего за годы службы на СФ Кербель создал около 40 работ. Он получает огромный авторитет на флоте. Его даже считали колдуном: как только сделает бюст кого-либо, вскоре по радио объявляют о награждении того или медалью, или орденом. Многие просили скульптора сделать их портрет, предлагали за это и деньги. Об этом же просили и англичане, но для них Лев Ефимович ограничивался лишь рисованными портретами . Между тем секрет «колдовства» Кербеля раскрывался очень просто. Основным «заказчиком» его был Головко, через которого проходили все документы о награждениях. Он знал, кто будет вскоре удостоен ордена или другой награды и заранее просил сделать его скульптуру.
Сам Кербель за свою службу тоже был награжден орденом «Красная Звезда». А 25 декабря 1943 г. в ДОФе состоялась большая выставка его работ. О Полярном у Кербеля на всю жизнь остались самые теплые воспоминания. Он помнил атмосферу дружбы и взаимопомощи подводников, их любовь к Отчизне. Помнил о том, как на сопках у подплава по осени собирали грибы и морошку.
Сохранился в памяти и такой эпизод. В мастерской Кербеля всегда находилась канистра спирта для очистки кистей от лака и т.п. Об этом быстро прознали, и перед обедом за своими 100 граммами в помещении художника выстраивалась очередь из подводников. «Отказывать было неудобно, — люди были хорошие», — вспоминал Кербель .
Памятник погибшим подводникам.
Раньше территория у штаба Бригады подводных лодок выглядела несколько иначе, чем сейчас. Не стояло там памятников, не было и парка. Напротив входа в ныне штаб, а в военные годы казармы личного состава подплава из-под земли торчал кусок скалы. И возле него постоянно скапливался всякий мусор — окурки, бумажки и т.п. Наконец, терпение у Головко кончилось. Встретив как-то у этого места командующего бригадой подлодок И. А. Колышкина, адмирал отчитал его: «Что это такое и долго будет продолжаться?! Хоть бы памятник какой поставили, что ли!». Как раз в этот момент рядом проходил Кербель. Головко подозвал его к себе и спросил: «Можешь тут памятник построить, только быстро?» . Кербель ответил, что смотря как пойдет дело, так как опыта таких работ у него еще не было. Он попросил матроса для позирования и формовщика. Матроса подыскали быстро, им оказался торпедист ПЛ «С-14» краснофлотец Н. К. Мараховский , а вот форматора на СФ не оказалось, пришлось вызывать из Ленинграда. Оттуда вызвался помочь майор СМЕРШа, фамилия которого пока невыяснена.
Материал для изготовления памятника было достать очень сложно. Но все же Лев Ефимович добыл на заводе в Росте мелко нарубленной крошки чугуна, достал бетон и серную кислоту. Кербель вспоминает: «Майор помог отформовать. В форму набили бетон, чугунную крошку с серной кислотой. Я все переживал: «Что получится?» Майор отвечал: «Все нормально». Когда форму сняли, из-под нее показалось что-то ржавое, грязное. Я майору: «Что же ты наделал?!». Майор: «Не волнуйся». Он показал мне, что можно горячей олифой и щеткой постепенно очистить памятник» . После этого силуэт матроса заблестел, как бронзовый.
Но Кербеля не устраивало голое место, на котором устанавливался памятник. Он захотел как-то его благоустроить и обратился к Головко: нельзя ли организовать свободных от вахт матросов и отправить их в Тюва-губу за сравнительно жирной для наших северных краев землей. Вскоре катера с матросами отправились на противоположный берег Кольского залива. Краснофлотцы набирали землю в бушлаты, бескозырки, банки, привозили ее к казармам и рассыпали ровным 25-метровым слоем . Посадили маленькие деревья. Сегодня, благодаря инициативе Кербеля, на территории подплава находится лучший парк в городе. «Когда я приехал в Полярный через несколько лет, — рассказывал Лев Ефимович. — То обалдел — деревья разрослись, везде растут цветы, зелень» .
22 июня 1944 г., в день начала Великой Отечественной войны, памятник был торжественно открыт. Сначала был организован митинг. Затем, когда с памятника сдернули белую накидку, состоялась минута молчания. Именно в этот миг, как вспоминает подводник, член экипажа ПЛ «К-21» К.М. Сергеев, Кербель «впервые так глубоко почувствовал значимость своего труда, силу воздействия искусства на людей. Поверил в свой талант» .
Это была первая монументальная работа будущего известного скульптора, первый из его многочисленных памятников. И установлен он был в Полярном.
Командировка в Берлин.
Война подошла к концу. Вдруг от имени маршала Г. К. Жукова в штаб СФ пришла телеграмма: откомандировать скульптора Кербеля Л. Е. в распоряжение Жукова и Телегина для увековечения памяти героев штурма Берлина. Все знали, что Кербель числится в подплаве и, не сообщив о телеграмме Головко, «перекинули» ее в штаб БПЛ. Политработники штаба не хотели отпускать скульптора — работы для него и в Полярном хватало. Но о телеграмме все же командующий флотом узнал и решил, что ехать в Берлин Кербелю нужно. Однако, чтобы краснофлотец «не позорил Северный флот, надо сменить обмундирование» . Кербелю присвоили офицерское звание, выдали новехонькое обмундирование, пошитое из великолепного английского материала и отправили в Москву.
В столице скульптора уже ждали. Но Лев Ефимович опасался брать на себя одного такую ответственность как установка памятника, да еще в Берлине! Он попросил прикомандировать в столицу «Третьего Рейха» и своего друга, скульптора Владимира Цигаля. Вместе с ним они на самолете полетели в Берлин. По пути их самолет «потихоньку» обстреляли «братья-поляки», но до Германии, в целом, добрались нормально, приземлившись в 70 км от Берлина, в Темпергофе. Скульпторы сделали проекты памятника, и в Берлине их принял маршал Жуков.
Кербель вспоминает: «Выходит [Жуков — О.В.] гордый, счастливый, с ямочкой на подбородке. Я говорю: «Правительство заказало мне вылепить Ваш портрет (Я врал: ничего такого не было). Жуков: «Я сам правительство, ты лучше делом займись. Нужно отобразить подвиг бойцов — героев Зееловских высот» . Также он приказал сделать около рейхстага в парке Тургартен ансамбль героев штурма Берлина. Все это надо было создать за три месяца. Художники засомневались, сказали, что срок маловат. «А Берлин брать было легче?» — сурово бросил Жуков» .
Памятник на Зееловских высотах был особенно удачен. Зеелов — господствующая высота на подходе к Берлину. На ней немцы поставили мощную артиллерию, и советским войскам пришлось занимать высоту с большими потерями. Скульпторы установили на Зеелове скульптурную композицию, изображавшую советского солдата, у ног которого валялась отбитая от вражеского танка башня. Символизм этому памятнику придавал малый, относительно воина, размер танковой башни.
Памятники были готовы в срок: в Тургартене 11 ноября, а на Зееловских высотах 27 ноября 1945 г. На открытии памятника в Тургартене присутствовали представители правительств союзных стран, генералы армий СССР, США, Великобритании и Франции, в том числе и будущий президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр . «Стояла большая толпа. Жуков немного задержался, но когда появился, стало твориться что-то невероятное: кричали приветствия, кидали верх шапки…» .
За памятники, а они установили еще и памятник советскому солдату-освободителю в Кюстрине, скульпторов наградили американскими мотоциклами. «Я попробовал прокатиться, — вспоминал Кербель. — Из-под меня мотоцикл выскочил. С тех пор я к машинам равнодушен, а то бы точно увлекся и полжизни провел, лежа под автомобилем, теряя время» .
Посмертная маска Сталина.
В 1946 г. Кербель возвращается в Москву, живет с женой в коммуналке. Лев Ефимович не побоялся написать Сталину письмо с просьбой о выделении жилья. Однокомнатную квартиру ему моментально выделили. Но не было мастерской. Стали с друзьями собирать средства, купили старые конюшни, переоборудовали их в мастерские. На жизнь зарабатывал исполнением заказов на скульптурные портреты, благо их было много . В 1948 г. Кербель заканчивает, наконец, Суриковский институт, защищает дипломную работу серией скульптурных портретов «Трудовые резервы» .
Скульптор не ограничивается работой над скульптурными портретами, его привлекает и монументальные комплексы, станковые композиции, памятники. Он пробует свои силы в различных направлениях скульптурного творчества. Его авторитет растет, работы мастера заметили и оценили старшие коллеги.
Когда умер И. В. Сталин, его посмертные маски поначалу заказали делать Н.В. Томскому и М.Г. Манизеру. Но вскоре Политбюро ЦК КПСС решило привлечь к работе и молодых скульпторов; выбор остановили на Л.Е. Кербеле и В.Е. Цигале. Кербелю позвонили по телефону и сообщили об этом заказе. Работа скульпторов производилась ночью, а под утро Сталина подкрашивали и впускали народ, пришедший попрощаться с вождем. Но даже ночью в Колонный зал через общий вход было не пробраться, такая стояла толпа. Тогда молодых художников провели в зал какими-то подземными переходами .
Ради такого случая Лев Ефимович надел свой новый дорогой костюм. Но в процессе работы костюм оказался испорчен: жаркий свет растопил пластилин, тот потек и испачкал скульптора. На это Кербель заметил Цигалю: «Ну и ладно, Сталин же!» . Лев Ефимович вспоминает: «Трудился всю ночь напряженно, разумеется, очень волновался — то и дело подходили высокого положения люди: Хрущев, Каганович, Микоян. Даже Берия, блеснув очками из-за моего плеча, раз заглянул, любопытствуя, что там у меня получается» .
Работы у художников тут же забрало КГБ, пообещав вернуть потом. И действительно, лет через пять, Кербелю вернули уже отлитую в бронзе композицию «Сталин на смертном одре».
Флотские мотивы в дальнейшем творчестве.
Со временем Лев Ефимович становится народным художником СССР, Героем Социалистического Труда, лауреатом Государственной и Ленинской премий СССР, действительным членом Академии художеств СССР, а затем и вице-президентом этой академии, вырастает в одного из крупнейших советских скульпторов… Его памятники украшают города СССР, Болгарии, Кубы, Шри-Ланки… Он дружит с Ю. Гагариным, Ф. Кастро, Кукрыниксами и многими другими известными людьми. Но он никогда не забывает о Северном флоте, о Полярном; он глубоко понимает, что именно там перед ним открылся широкий путь в творчество. Кербель постоянно возвращается к северным впечатлениям. Скульптор уже в 1970-х годах создает скульптурные портреты бывших подводников Щедрина Г.И., Августиновича М. П., писателя Лавренева Б.А., на Новодевичьем кладбище устанавливает памятник А.Г. Головко.
Еще в годы службы в Полярном Лев Ефимович задумал памятник погибшему подводнику Гаджиеву М.И. Он видел этот памятник опирающимся на основание, напоминающее рубку подводной лодки. Этот мотив Кербель отобразил в, пожалуй, самой известной своей работе — памятнике Карлу Марксу в Москве у здания Большого театра (1961).
Когда погибла АПЛ «Курск», трагедия болью отозвалась в душе скульптора. Он создает памятник «Скорбящий моряк», и устанавливает его в Москве.
Нелегка судьба проекта памятника «Морская душа». Его Л.Е. Кербель создал в 1975 г. для комплекса «Защитникам Севастополя». Но что-то не вышло с его отливкой и установкой, потом пришла Перестройка, за ней развалился Советский Союз… Возникает идея об установке этого памятника в Полярном, скульптор готов преподнести его в дар городу, не взяв за создание проекта ни копейки. Но нужны средства для его отливки и перевозки… За роль связующего звена между скульптором и Администрацией города и штабом Северного флота со всей своей энергией взялся координатор поискового движения Мурманской области полярнинец К.А. Добровольский. Наконец, все вопросы были решены. При общих усилиях Администрации Полярного, штаба Северного флота, Кольской флотилии, судоремонтных заводов Полярного и Снежгногорска, 26 июля 2003 г. памятник «Морская душа» был торжественно открыт на Площади Победы.
Лев Ефимович участвовал в открытии памятника, посетил памятные ему места в Полярном. К несчастью, вскоре после этого события, 14 августа 2003 г., он ушел из жизни.
Так вышло, что в ряду многочисленных памятников, созданных скульптором за свою жизнь, свой первый и последний памятники он открывал в Полярном. И это глубоко символично: именно здесь скульптор окреп как художник, превратился в мастера, именно воспоминания о службе на СФ питали его искусство в дальнейшем.
Кербель является почетным гражданином Полярного. Его творческое наследие должно бережно храниться для потомков, ведь он оставил городу не только памятники, скульптуры и мемориальные доски, он оставил на нашей земле частичку своей души.
7.06.2004 г. Главный хранитель городского историко-краеведческого музея г. Полярный Вербин О.Г.
