Уже 16 лет, как нет моего дорогого папочки, и 7 лет, как я осталась без мамочки. С годами самые разные воспоминания о счастливом детстве всплывают в моей голове. Может быть ещё и потому, что мой отец – офицер-подводник – в часы своего домашнего семейного бытия всю жизнь вдохновенно занимался фотографией. Фотографии, связанные с легендарным Полярным и моим детством, послужат иллюстрациями к этому рассказу.  Папа меня обожал, моих детских фотографий  дошкольного возраста, по тем временам, когда нужна была плёнка и печать,  очень много. Просматривая их, я обнаружила в своей память потаённые уголки родительской любви и заботы очень давних времён. Это 1958-61 годы. Мне от 1года до 3 лет. Первые воспоминания. Славный город Полярный, где мой отец, молодой офицер, начинал свою флотскую карьеру на доблестном Северном Флоте.

Мне захотелось вернуться туда, на Кольский полуостров, на Баренцево море. У меня так: если желание очень сильное и настоящее, то оно сбывается. Так и случилось. Год назад я познакомилась на одной конференции с Анастасией Князевой. Она оказалась  заместителем директора краеведческого музея города Полярного ( по-старинному Александровска). Нашлись общие профессиональные интересы. Я загорелась, и помочь коллеге, и съездить. Итак, моя романтически деловая поездка состоялась 5-10 февраля 2018 года!

Командир самолёта радостно объявил, что мы идём на посадку, погода в Мурманске прекрасная, а температура воздуха в Мурманске -27С! Меня встретили в аэропорту. Забросили в машину и повезли. Дорога шла долго вдоль Кольского залива – это настоящий незамерзающий фьорд. Благодаря Гольфстриму  море-океан дышит глубоко и вздыхает, а с поверхности воды как из ноздрей огромного «чудо-юдо, рыба-кит» пар сильными струями, как из раздувшихся ноздрей, подымается над его поверхностью — лицом!

Освободившись от дорожного чемоданчика, я сразу пошла гулять. Из фотографий в Интернете я уже знала, что ни одного схожего домика, в одном из которых я жила уже нет, они не сохранились. В 70-е и 80-е годы в этом городке столько было построено. Он процветал и рос. Однако улица Фисановича, на которой мы жили, осталась, хотя стоят там большие блочные  5-7-этажные дома. Наш домик был типичным 2-х этажным, можно сказать «голландским», на пять осей, а по центральной оси стояло крыльцо с боковыми сходами влево и вправо. Дом стоял без фундамента и подвала, какой уж тут подвал, когда вокруг вечная мерзлота и гранитные сопки – это и есть каменная подушка под строениями. Наружные стены были оштукатурены, а до нижнего перекрытия первого этажа сделана цементная обмазка. Окна с простыми заполнениями на две створки и форточкой. Мы жили на втором этаже. В квартирке было две комнаты, кухонька и туалет.

В туалете тоже было окно. Я быстро перестала ходить на горшок и забиралась ножками на унитаз. Однажды меня продуло, начался цистит, мне было так больно, я орала. Лечение было простое – меня сажали над горячим паром на ведро. Одну комнату в этой маленькой квартирке занимал тоже молодой офицер с женой и маленьким мальчиком, моим ровесником. Не помню, как его звали, он был плаксой, а в хорошем настроении говорил моей мамочке: «тетя Жанна, а почему у вас такие большие уши?!» и тыкал пальчиком в цветную иллюстрацию из журнала «Огонёк» с головой Нефертити, все смеялись. За домом были деревянные сараи, тоже двух этажные, там хранили дрова.

 В квартире уже было паровое центральное отопление, а вот печки я не помню, наверное, она была одна на две комнаты с топливником в коридоре.  На кухне, её окно выходило на торец дома, точно стояла дровяная плита, но ею пользовались только когда грели много воды, чтобы помыться или постирать. В другое время она была закрыта клеёнкой и на ней стояли у соседки керогаз, а у мамы немецкий примус, так они готовили, каждая для своей семейки. Мамочка возила наш примус по всем военно-морским базам, где папа служил. С кухней я помню две истории. Однажды перед Новым Годом родители купили тушку курицы, чтобы она не испортилась, её в сетке-авоське вывесили на гвоздик  в форточку за окно, это был наш холодильник. И, о, ужас, сетку спёрли. Папа и сосед придумали, как поймать вора. Они начистили картошки, шелуху свернули шаром в фольгу и к ночи опять вывесили за окно. Сели в темноте и стали ждать, поздно вечером, а был декабрь — полярная ночь, они увидели, что кто-то ставит лестницу к нашему окну. Мужчины выскочили на улицу, поймали вора, оказался матрос, они ему накостыляли, как следует, и отпустили, а докладывать не стали, пожалели парня. Я этот случай запомнила потому, что, вернувшись домой, родители и соседская пара смеялись, жарили картошку и нам детям досталось немножко новогоднего веселья и картошечки!  Второй случай был тоже под Новый Год в следующем году. Папочка где-то купил бенгальские огни, дал мне в ручку одну такую спицу и поднес меня к керогазу, чтобы бенгало зажглось, оно оказался некачественный, кусочек отлетел, попал мне за рубашечку, блёклый след от ожога есть у меня до сих пор. Мама неистовствовала и даже пыталась папу ударить. А потом опять было весело, ёлка, подарки. Кстати ёлку мне всегда покупал мой дорогой отец. И даже на новый 2002 год свою последнюю ёлку для меня он принёс в дом.

Помню ещё одну зимнюю историю. Однажды в дом кто-то въезжал, с одной стороны крыльца стоял грузовик. Я, возвращаясь с прогулки, с другой стороны влезла на площадку крыльца и решила передохнуть, так как я была очень маленького роста, да еще в мутоновой шубке, белой пушистой шапочке, под ней хлопчатобумажный платочек, шарф, завязанный назад, рукавички на резинке и малюсенькие валеночки. Забраться наверх мне было не просто.

Я начала беседовать с шофером, который спускался с крыльца к своему грузовику, чем-то я ему понравилась, наверное, самостоятельностью, он заглянул в свою кабину и вытащил оттуда большую звезду на ёлку, она была из цветных стеклянных трубочек, волшебной неземной красоты, я закричала: «Спасибо!» и побежала показать маме, Мамочка успела выйди на крыльцо и поблагодарить того шофера. Это звезда в картонном ящике с другими ёлочными игрушками ездила с нами всю жизнь на Севере и уже сломанная, искореженная, разбитая добралась и до «нашего причала» в Ленинграде. В нашей комнате стоял платяной  шкаф, как-то я стала одевать ботиночки, села на пол уперлась одной ногой в шкаф и стала завязывать бантик, у меня получилось! Это было настоящая победа! Вот, что я помню о своём счастливом детстве в доме по адресу ул. Фисановича дом 7 кв.8.  Адрес я установила по одному старому конверту и старой квитанции на посылку, она выпала из книги «Русское военно-морское искусство» 1951 года из папиной личной библиотеки.

Израиль Ильич Фисанович, герой Советского Союза,  в честь которого названа улица, был выдающийся командир подводной лодки военного времени, его лодка базировалась в Полярном. В 1942 году в Полярном служил, ныне классик советского искусства, скульптор  Лев Ефимович Кербель. Он выполнил бюсты героев-подводников, с которыми служил бок о бок на Северном флоте. И вот ведь проведение, именно ко мне обратилась коллега с просьбой помочь составить задание на реставрацию скульптуры Фисановича! Так после деловой переписки, я полетела в город Воинской Славы Полярный.  

Выйдя из моей гостиницы я зашла в спортивный магазин. Я шла, как «баба Яга с клюкой», мне пришлось купить лыжные палки, так как мои угги, специально приобретённые для поездок на Север, очень скользили, и люди мне объяснили, что в сильные морозы угги не носят, так как они опасно скользят. Преодолев подъемы и спуски от моей гостиницы, я пришла на улицу Фисановича. Аккуратно ступая по пищащему снегу, я брела по незнакомой улице. Вдруг на другой стороне мелькнуло в глубине старое советское здание. Подошла и ахнула, это было заброшенное строение, а на табличке надпись «прачечная». Какая у меня всколыхнулась радость и нахлынули воспоминания. Это здание — близнец бани, которая стояла тут же на красной линии улицы, а теперь там «фанерный дизайн» магазина «Дикси». В эту баню мы ходили с мамочкой раз в неделю. Там были сеансы впуска, много женщин и детей томились в ожидании своего часа. Как-то мама купила билетики на последний сеанс, мы пришли, мне было жарко в помещении и любопытно. Она сняла мою шубку, дала в руки наши билеты и я пошла гулять по лестнице. Когда подошло наше время, мама обнаружила, что билетиков у меня нет, только на губе приклеился какой-то обрывочек. Я их съела! Нас банщица отказывалась пускать, мама обшарила всю лестницу и нашла ещё обрывок изжеванного билета, а банщица,  ни в какую, но она не знала, с кем имеет дело, мамочка всегда боролась за справедливость и в помывочную мы попали! А у меня был собственный маленький тазик. Я требовала отдельный для себя шкафчик.  Мама вешала мою одежонку в освободившийся, отправляла меня в зал с тазиком, а сама всё перевешивала обратно в назначенный нам шкафчик. В помывочной были длиннющие бетонные с гранитной крошкой лавки, их надо было обдать сначала кипятком, а затем холодной водой. Была такая гигиеническая процедура. Голые тетки расходились по углам, а кто-то набирал тазы, кто-то обливал лавки, остальные ждали. Тапок резиновых в то время ещё ни у кого не было. После мытья мама мыла мне ноги в тазу. Брала на руки и выносила в раздевалку. Там она укутывала меня в полотенце, давала яблоко и уходила домыться сама. У меня сохранился хлопчатобумажный платочек, который мне всегда она одевала после бани, зимой под шапку. Вообще мы уходили не сразу, очень долго, как мне казалось, мама меня тепло закутывала и на санках быстро-быстро везла домой!

Мне очень хотелось попасть на ту сопку, с которой мы вместе с мамой и другие жены с детьми встречали  подводные лодки из похода. Мы пришли тогда на какой-то высокий мыс, внизу, как черные дельфинчики, бок к боку стояли лодки. Дул сильный ветер с метелью. Мама сказала: «смотри вот папа идёт по пирсу!» А я людей не вижу, только какие-то чёрные червячки внизу двигаются. Через несколько часов папочка пришел домой. В черной припорошенной снегом шинели, как в песне «да мы вернёмся, мы, конечно, доплывем, и улыбнемся и детей к груди прижмём…» Никогда в жизни я не испытывала такого счастья, как папины объятья, обжигающе холодное родное лицо и мокрая шинель. Его руки и глаза, всё в нем было наполнено такой любовью к маленькой дочке!

На этот мыс с видом на Екатерининскую гавань меня отвезли, за что я очень благодарна краеведу сотруднику музея Олегу Гаврииловичу. Он же отвез меня на пристань в Кислой губе и рассказал, что именно сюда приходили старенькие кораблики из Мурманска с пассажирами на борту.

Так и мы с мамочкой сюда добирались и не один раз, так как мама моя не оставалась ждать несколько месяцев папу из очередного похода, а уезжала на большую землю, к папиному приходу из плавания мы всегда были на месте. Относительно меня у неё было убеждение, что девочке нужна «цивилизация», поэтому в драматическом театре я была первый раз в 3года, а в Эрмитаже в 5лет. Знаю, что в одно из таких возвращений  мы чуть не утонули, попали в шторм, было страшно от шума волн, захлестывавших палубу и скрежета нашей посудины, меня выворачивало так, что сил не было кричать, только плакать. Всё обошлось! По красоте природы Кислая губа – само совершенство – белые сопки, на них наброшены, как порванные старые почерневшие прозрачные занавеси – это безмятежные деревья, а темная водная гладь, слегка дрожит от ветра. 

 Олег Гавриилович так же показал мне место, где был городской каток. На каток я ходила сама. Да, такой малышкой в 3-4 года, причем у всех были коньки, которые привязывали к валенкам, а мне мама у кого-то отъезжающего перекупила шведские коньки. Конёк был вместе с ботиночком, а внутри фланелевая подкладка! Хотя коньки были детские «piccolo», но мне всё равно большие, внутри клалась стелька, а на ножку две пары толстых носков. Тогда всё покупали на вырост, а уж такие «шикарные» детские коньки мама никак не могла упустить. Я в них пробегала до второго класса, только потом выросла из них. В Полярном я одевала коньки дома и в них ковыляла на каток, благо он был не далеко от дома. Над катком всегда горел свет, это были простые лампочки на проводах. Меня, как бесстрашную малышку, все приветствовали на льду, и сразу кто-нибудь подскакивал, если я падала. Путь домой после катка, почему-то казался длиннее!

Дальше за бывшим катком, ныне здесь разбит парк, стоял и стоит до сих пор кинотеатр «Север». Однажды, мне уже 3 года было, мамочка дала мне монетки и сказала: «Иди в кино»! Было воскресение, у папы выходной, просто родители хотели побыть вдвоем. Мне этого ничего в голову не приходило, я была очарована, что пойду в кино одна! Зажав в кулачке монетки, я пошла в кинотеатр. Давали по Тургеневу «Му-му», фильм 1959 года. Я к концу фильма так причитала и рыдала, что меня успокаивали все зрители, они говорили: «не плачь деточка, это кино, это не на самом деле», не помню, как я добрела после сеанса домой.

Благодаря стараниям коллеги из музея А.Е.Князевой я вместе с ней смогла осмотреть на предмет атрибуции здание  Военно-Морского госпиталя. Там есть хороший музей истории госпиталя. Мне здесь лоб хирург зашивал. До 50-ти лет у меня шрам был, медленно растаял. Случилось всё очень просто, я решила попробовать съехать с горы на чужих санках «лёжа» лбом вперёд. Люки в Полярном в те времена были подняты над землёй  на цементный обод с меня ростом. Вот и врезалась на скорости с горки. Мама меня в охапку в санки-коляску и бегом в госпиталь. Помню себя на столе, вместе с глазами закрытой белой простынёй, над простынею свет,  а у меня внутри свет как от расплывающейся луны. Несколько раз хирург открывал простынь с лица, а я его упорно обзывала: «Дядька-пурдядька», что это за присказка, я до сих пор не знаю, какое-то «детское устное творчество»! Мама мне передала, а я бережно храню вырезку из газеты «На страже Заполярья» с его фотографией. Это был выдающийся хирург Николай Викторович Ришард.

В школу я пошла уже в другом месте Кольского полуострова –городке Гремиха. Сейчас этого военного городка, говорят, уже не существует. Что-то с чем-то слилось. Школа была одноэтажная, и начало урока или перемену звонила уборщица большим колокольчиком в руке. Однажды  во время урока кто-то из учеников крикнул: « Смотрите, олени!» Мы повыскакивали из-за парт  и прильнули к окнам класса. На Кольском полуострове рядом с нами жили люди племени саамы (лопари) — эта земля имеет и другое имя Лапландия! Они приезжали на оленьих упряжках в наш городок в магазин. Мы — детки их боялись, так как они были с ног до головы одеты в оленьи шкуры. Мне мамочка купила у них каньги из оленьей шкуры, я их очень любила, тепло было в них ходить в доме.   

Эти строки посвящены моим замечательным родителям, лучшим маме и папе в мире. Господи прости им все прегрешения вольные или не вольные и даруй царствие небесное!

14-21 февраля 2018 г.