Заместитель заведующего отделом Научной библиотеки Государственного Эрмитажа Зимина Ольга Георгиевна.
Из воспоминаний подводников Северного флота 1941-1945 гг.
Главная база Северного флота Полярный. Зима 1943 г.
Полярный! Город Воинской славы. Главная база Северного флота нашей страны в годы Великой Отечественной войны. В военные и послевоенные годы жители, в том числе моряки, чаще всего именовали его — Полярное. В документах военного времени, в том числе и наградных, город тоже назывался Полярное. Так его называют и в своих воспоминаниях подводники, участники Великой Отечественной войны. Некоторые из них начинали здесь свою службу до войны, воевали, оставались на флоте после Победы. Жизнь в этом городе никого из них не оставила равнодушным к нему. Моряки сражались здесь и рассказали об этом в своих мемуарах. Но ведь они и жили в Полярном, возвращаясь из походов на базу, они организовывали свой быт в боевых условиях, на лодках. Воспоминаниям об этой, «мирной» части военного времени посвящено данное сообщение.
Почти все служившие на Северном флоте моряки не были уроженцами этих мест, и им было очень непросто привыкнуть к сложным условиям Заполярья. Их удивляла природа – полярная ночь исеверное сияние,полярный деньи скудная растительность на сопках. Погода тоже не баловала: очень переменчивая, с резкими порывами ветра, снежными и дождевыми зарядами, морозами и прохладным коротким летом. Эти первые впечатления о месте службы можно прочитать в мемуарах подводников.
Командир подводной лодки «М-171» Валентин Георгиевич Стариков отмечает: «За окном вторые сутки метет пурга. Вой ветра наводит уныние. От его порывов приземистый деревянный корпус дома отдыха Северного флота, кажется, вот-вот рухнет».
Головко Арсений Григорьевич – командующий СФ в годы войны
А командующий Северным флотом ВМФ СССР во время войны, Арсений Григорьевич Головко записал в своей книге воспоминание о новогодней ночи 1943 года: «Последние сутки текущего года заканчиваются в снежных зарядах и в тумане, то есть в обычных для Заполярья этой поры условиях. За стенами флагманского командного пункта – потемки полярной ночи, а в ней все то, что называется боевыми буднями Северного флота. …».
В воспоминаниях командира подводной лодки С-56 Григория Ивановича Щедрина тоже несколько строк уделено описанию Заполярья. Он пишет о холодных, скалистых берегах Кольского залива, о хмуром, неприветливом море. Он вспоминает: «Запомнился второй день нашего пребывания на Севере. Внезапно налетел ураган. Страшной силы ветер срывал крыши, валил с ног людей. Бухта покрылась белой пеной, трещали и лопались швартовы стоявших у пирсов кораблей». Похожие чувства испытал и А. Г. Головко, когда впервые приехал в Полярный: «… я увидел суровую красоту Заполярья с его величественными гранитными берегами. Все здесь поражало мощью, угрюмым величием: гранитные скалы-горы, голые или покрытые мхом и поросшие карликовой березкой, вознесшиеся над морем, грандиозность морских просторов, почти всегда неспокойных, часто штормовых, продолжительность и фантастичность полярной ночи с причудливыми сполохами северного сияния в полнеба над гранитным безлюдьем, над кипением прибоя у подножий черных утесов, лютость океанских непогод, панорама голубых арктических льдов под незаходящие долгие месяцы солнцем …».
Коллективный портрет командного состава слева направо: И.А. Колышкин, В.Н. Котельников, И.И. Фисанович, В.Г. Стариков, Н.А. Лунин
Со временем люди привыкали к сложным условиям службы в этом краю, а привыкнув, замечали многие, не такие уж плохие стороны жизни в Полярном. Такую особенность уловил в своих воспоминаниях командир бригады подводных лодок Северного флота Иван Александрович Колышкин: «Тот, кто прослужил здесь несколько лет, акклиматизировался, оценил своеобразную прелесть сурового края, тот не чувствует себя залетным гостем. Того не тяготит многомесячный холод, не давит полярная ночь. К этому привыкаешь, как к чему-то обыденному».
Необычное для не северян явление — уровень приливов и отливов в Екатерининской гавани отмечает старшина группы электриков «С-104» Лев Александрович Власов: «Днем 30 сентября лодка ошвартовалась у причала Екатерининской гавани, окруженной высокими гранитными утесами. Первое, что меня поразило – это очень высокая стенка бревенчатого причала. Оказывается, в это время был отлив».
Верные слова для описания природы Заполярья продолжает находить Г. И. Щедрин: «Пусть почти нет деревьев и кустарник присыпан снегом! Но нигде в другом месте не найдешь так отвесно падающих в воду скал, к которым могут подойти океанские суда – глубина позволит. Нигде нет такой прозрачной воды в заливе, хрустально чистых ручьев, красивых озер. Пусть нет здесь заоблачных вершин, но и невысокие, они никому не доступны, кроме птиц: такую крутизну не преодолеть. Стоит посмотреть на глыбы гранита, на самые неожиданные формы скал, которые способна создать только природа, и вас уже что-то влечет к этому краю. Может его простота и суровое величие». Его радуют даже летние месяцы в этом суровом краю: «Короткое полярное лето в разгаре. Незаходящее солнце круглосуточно бессменно несет свою вахту над горизонтом. К солнечному теплу и свету жадно тянется небогатая северная растительность. У побережья полосами ходят густые, белые туманы. На море штиль. Зеркальная гладь воды не шелохнется. Наше ли это штормовое Баренцево море? Оказывается, не только гневным и бурным оно бывает. Сегодня оно, как мать, ласковое, тихое».
Во многих воспоминаниях подводников есть описания самого Полярного, у кого-то – отдельными фразами, у некоторых –в подробностях, как, например, у И. А. Колышкина. Он рассказывает о городе 1935 года, во время перебазированиякораблей, штаба и моряков с семьями. «На берегу Екатерининской гавани, среди гор и скал, где когда-то ютился небольшой поселок Александровск-на Мурмане, нашим глазам открылся прямо-таки чудесный город. Здесь выросли большие красивые дома. В них имелось и паровое отопление, и электрический свет. Мало того, когда семьи моряков вошли в отведенные для них квартиры, то были поражены приятным сюрпризом: в комнатах были столы, стулья, диваны, шкафы, кровати с матрацами и все остальное, необходимое для житья. А на кухне, в печках, лежали дрова – оставалось лишь зажечь их. Полярное представляло собой благоустроенную базу, образцовый для северных условий военный городок. Подводники, например, получили жилье для краснофлотцев и старшин, столовую, лазарет, служебные помещения, баню, прачечную, котельную и электростанцию, которая, кстати сказать, освещала весь город. К услугам наших лодок были готовы причалы и пирсы, зарядовая станция, мастерские. А в свободное время командиры вместе с семьями, нередко с командующим во главе, отправлялись на лыжные прогулки. Частенько, особенно в первый год жизни в Полярном, все дружно выходили на субботники и воскресники, заваливая землей и камнями большой овраг, на месте которого появился самый северный в стране стадион».
Во время войны, возвращаясь из боевых походов и подходя к своей базе, подводники видели со стороны Екатерининской гавани, с моря, город.
Арка Циркульного дома
Это было особое ощущение: мы вернулись, мы – дома! В мемуарах командира подводной лодки М-172 Израиля Ильича Фисановича есть подробное описание города, увиденного со стороны моря: «Лучи незаходящего солнца освещали панораму города –часового. Впереди, на склоне горы – арка старого лодочного дома, внизу – уходящая вправо линия причалов, кончающихся под колоннами полукруглого «Циркульного» дома. Над ним амфитеатр белых и розовых двухэтажных стандартных домиков. Еще правее, над стадионом – башни и балконы Дома флота».
Командиру подводной лодки «М-111» Якову Константиновичу Иосселиани Полярный показался большим городом, в котором могли быть даже автобусы и троллейбусы: «… сразу перед нами открылась чудесная панорама города Полярного. Так это ж огромный город! Посмотрите на эти дома, улицы!»
Описание города, правда не такое восторженное, имеется и у В. Г. Старикова. Он упоминает и о здании штаба флота, и о Доме офицеров: «Над тихой гаванью, опоясанной унылым высоким и обрывистым берегом, стоит серое двухэтажное здание. Это штаб флота. Немного в стороне от него большое деревянное здание с фасадом причудливой архитектуры. Это Дом офицеров, здесь офицеры и матросы проводят свой короткий досуг».
Дом Военно-морского флота
В воспоминаниях подводников упоминаются деревянная палуба, стенка пирса, там, где проходили встречи лодок при возвращении из походов: «На стенке у пирса, где ошвартовалась лодка, выстроился весь личный состав бригады. На нашей знаменитой деревянной палубе в двух шеренгах замерли матросы, старшины и офицеры лодки».
Теплые слова подводников о Полярном связаны с возвращением из боевых походов. Его называли родным, дорогим, близким, милым. «Вот и родные берега, как они милы, несмотря на их суровость. В эти минуты не было для нас ничего более близкого и дорогого, чем этот городок, разбросанный на голых скалах».
Это было место, куда приходили лодки, возвращались люди после долгих и тяжелых заданий. Здесь их ждали, тревожились, верили, надеялись и радовались. Не зря И. А. Колышкин считал, что «… лодка с неизменным постоянством стремится к единственному географическому пункту, с которым она связана невидимой, но прочнейшей пуповиной – в базу, в Полярное».
О коротких периодах жизни в Полярном между походами с удовольствием вспоминают многие подводники. Для моряков это было короткой передышкой, временем ощущения мирной жизни. Ветераны рассказывали о маленьких житейских радостях, которые не ценятся в обычной жизни: баня, чистое постельное белье, хлеб и продукты, «Будет баня, и мы отмоем «лодочный загар», прочно въевшийся в одежду и кожу, — ведь пресную воду приходилось расходовать экономно. Будет сон в тепле и на чистом белье, будет прекрасная береговая еда – не галеты, а свежий хлеб, не консервы, а натуральные продукты». «2 сентября 1943 года при выходе из лодки все бросились пить пресную воду прямо из шлангов у заправочной колонки, кто кружками, кто стаканом, а кто просто руками. Какая она хорошая, лучше шоколада», «… поднимаюсь на мостик и с наслаждением вдыхаю свежий воздух. Целый месяц я был лишен этого наслаждения. Надо побыть подводником, чтобы в полной мере оценить красоту мира. Какой душистый ветер ласкает лицо. «И воздух, свежий, пьянящий воздух! Мы были лишены всего этого почти целый месяц». Но первым и самым главным событием после швартовки лодки было появление на пирсе почтальона с письмами и газетами. «Почтальон вручает нам целые пачки писем. Читаем и перечитываем листочки, дышащие родным теплом».
Многие моряки рассказывают о последствиях длительного пребывания в море. Старший электрик подводной лодки «С-101» Н. Н. Фролов описывает: «Родненькая земля уходит из-под ног, словно палуба корабля. О таких же ощущениях упоминает и Л. А. Власов: «Ночью долго не можем уснуть. Чуть закроешь глаза, и кажется, что койка под тобой качается. Оказывается, и к твердой земле привыкать надо. Мы разучились ходить. Пройдешь пятьдесят метров – и садишься: устал, ноги болят. А земля все качается…»
Все мемуаристы обязательно подробно делятся подробностями истории о победном салюте из пушки за одержанную победу в походе и о положенном праздничном обеде с поросенком. Начало «салютной» традиции положила подводная лодка «К-2» под командованием, капитана 3 ранга Василия Уткина стало 19 сентября 1941 года. Все экипажи на протяжении всех военных лет обязательно следовали этому ритуалу. Подробно об этом пишут А. Г. Головко, В. Г. Стариков, инструктор политуправления флота С. С. Шахов и командир подводной лодки Л-20В. Ф. Тамман.
А после победного возвращения и салюта полагалась торжественная трапеза с обязательным жареным поросенком. Такой ритуал также неукоснительно соблюдался. Подводники подробно описывали эту процедуру и каждый добавлял свои детали.И. И. Фисанович рассказывает, как он преподносил первые куски боцману Тихоненко и старшине Серегину. Об особенностях дележа поросенка пишет и Н. Н. Фролов: «Делим по специальностям. Уши – акустику, ножки — мотористам, сердце разрезают и раздают электрикам и трюмным».
Праздничный стол в честь возвращения подводной лодки с победой
Если лодка возвращалась с несколькими победными залпами, начальнику базы Г. П. Морденко приходилось преподносить экипажу столько же и поросят. «Экипажи лодок привезли столько побед, что это серьезно угрожает благополучию подсобного хозяйства базы. Съедаем и мы положенную нам тройку жареных поросят».
Я. К. Иосселиани вспоминает о традициях и правилах торжественных обедов или, как их называли «поросенков»: «Все столы в столовой сдвигались в один общий в форме буквы «П». В центре, на самом почетном месте, садился командир подводной лодки-победительницы. Слева от него обычно сидели командир бригады и начальник политотдела, справа — командир дивизиона. Матросы, офицеры и рабочие рассаживались кто где хотел. На «поросенках» северян строго соблюдались установившиеся традиции. Традиционным был и тост командира бригады. После ужина начались танцы под духовой оркестр».
А историю про поросят написал И. А. Колышкин. Упрек М. П. Августиновича начальнику базы Г. П. Морденко об отсутствии поощрения подводников за победы и его же предложение угощать победителей чем-то вкусным, например, жареным поросенком обернулись появлением замечательной традиции. «Григорий Павлович отнесся к такому предложению вполне по-деловому. Договорились, что для каждой команды, вернувшейся с победой, будет даваться обед с поросятами по числу потопленных кораблей. Новый обычай всем очень понравился. И вскоре Морденко пришлось завести довольно крупный свинарник. Поросячье стадо имело достаточный приплод. А то, что попадало на праздничный стол, никогда не оставалось недоеденным».
Еще одну поросячью историю поведал В. Г. Стариков о том, как один из моряков его лодки захотел выбрать поросенка заранее для будущего успешного похода. Выбранного поросенка Г. П. Морденко пометил химическим карандашом номер лодки «М-171» и обязал подводника до ухода в море три раза в неделю убирать свинарник. А заодно пообещал не докладывать о его ночных похождениях начальству. В базе лодка стояла почти месяц, моряку пришлось десять раз находится всвиной кабале. После потопления транспорта и возвращения из похода помеченный поросенок был подан на праздничный стол подводников.
Праздничные столы устраивались только для вернувшихся из успешного боевого похода. Повседневная еда жителей Полярного была достаточно однообразной и небогатой. Чтобы внести разнообразие в обыденный рацион моряки, изготавливали удочки и начинался массовый лов рыбы. Подводники вспоминают: «Бывали очень удачные дни, когда из наловленной рыбы приготавливали и первое, и второе. Это было несравненно лучше, чем сухое строганное мясо и пюре из сушеной картошки. Часто ходили в сопки за грибами и ягодами. Грибы приносили мешками, варили грибной суп, на второе – жареные грибы. И это было лучше, чем на обед суп из рыбных консервов, а на второе мясо тушеное консервированное, а вечером наоборот».
Культурная жизнь военного Полярного не изобиловала разнообразием, но при этом мемуаристы рассказывают о просмотрах кинокартин, правда репертуар фильмов был невелик, но полюбившиеся ленты моряки могли просматривать по несколько раз. Проходили выступления театра Северного флота, можно было послушать лекции, были походы на каток, расположенный на территории базы, а иногда и в небольшой бассейн при тренировочном отсеке, летом на стадионе играли в футбол.С большим удовольствием сражались в домино – морского козла: можно было от души стучать костяшками о стол. Ведь в походе на лодке забивать со «звуком» было невозможно. Немало времени занимало чтение, в том числе и газет. За время похода их накапливалось большое количество, среди них — многотиражная газета бригады «Боевой курс», которая начала выходить с августа 1943 года. Радио и лекции политинформаторов давали возможность получить информацию о новостях в стране и в мире, в особенности о положении на фронтах.
Заканчивалась береговая жизнь в Полярном. Лодку начинали готовить к походу. С. С. Шахов записал в своих воспоминаниях: «К ее округлому борту моряки подвозили тележки, нагруженные ящиками, картонными коробками, большими цинковыми банками с продуктами. В телефон, прикрытый от ветра деревянным щитом, кто-то кричал, чтобы подавали к ней топливо. По сходне, перекинутой на решетчатую надстройку корабля, то и дело проходили люди со скрученными матрацами на плечах — сюда переселялся экипаж с береговой базы».
Жизнь на лодке во время похода между атаками и вахтами при отсутствии аварийных обстоятельств была отлажена, были будни и праздники, им соответствовала и еда, которую готовили где торпедисты, где вестовые, где коки, проявляя чудеса изобретательности и фантазии. В меню были борщ по-флотски, щи из свежей капусты. Их разливали по тарелкам «чумичкой». Готовили гречневую кашу, котлеты с макаронами, жареную картошку с солеными огурцами, компот с булочкой. Иногда на столе появлялись лук и чеснок, из посылок от родственников матросов и старшин.
В. Ф. Тамман вспоминает: «На пирс были доставлены небольшие тушки мяса. Интересуюсь, что за диковинки и откуда. Военфельдшер М. Д. Значко, ведавший у нас питанием и получением продуктов, рассказал, что тушки барашков и поросят хоть и получены на складах базы, но являются подарком трудящихся Казахстана и Узбекистана. Какое же удовольствие эти подарки нам доставили! В том походе мы с наслаждением ели мясо, обсасывая каждую косточку».
Когда заканчивались свежие продукты в дело шли сушеная картошка и чёрные сухари, их хранили на лодке в бочках и мешках, вобла и селедка, рыбные и мясные консервы, сгущенное молоко, шоколад и галеты. Из этих продуктов моряки ухитрялись создавать самые разнообразные блюда, иногда очень вкусные, а иногда не очень. О таком шедевре вспоминает В. Ф. Тамман: «А вот второе блюдо — свиная тушенка, приправленная… консервированным судаком, — запомнилось. Кок, видимо, решил произвести эксперимент, давший повод для шуток и острот.
Моряки во время похода проявляли большую смекалку, разнообразя свою нехитрую еду, например, «В седьмом отсеке сидели у переносной электрогрелки и пекли на ней картошку». На другой лодке: «В первом отсеке научились изготавливать из галет блины. Нужно размочить в сгущённом молоке и поджарить. Вкусно». На электроплитку ставили бутылки, в которых бродила черника с сахаром. «К концу похода будет готова наливка …».
Иногда бывали нечаянные радости. В. Г. Стариков рассказал в своих воспоминаниях, как оглушенную взрывами рыбу собирали на берегу, подойдя намаленькой шлюпке-тузике. «Через полчаса шлюпка, нагруженная рыбой, медленно подплыла к кораблю. Вечером мы с удовольствием ели уху и жареную рыбу».
Не проходили неотмеченными праздники. Сохранилось несколько рассказов подводников о таких застольях. Г. И. Щедрин вспоминает о пирожных, изготовленных в походных условиях. «Технологию производства не знаю. Составные части: галеты, яичный порошок, сгущенное молоко. Судя по заявкам на добавки, пирожное пришлось по вкусу». В книге О. Г. Чемесова описан торт,приготовленный 31 августа 1943 года к годовщине зачисления лодки «Л-22» в состав бригады подводных лодок Северного флота. «Кок приготовил команде сюрприз: к обеду испек песочный торт. В середине торта белым кремом вывел наименование лодки, а несколько ниже – цифру 1 – «возраст» виновницы торжества».
У этого же автора есть рассказ и о праздничном столе в честь встречи норвежских разведчиков с задания. «… на столе появилось несколько бутылок вина. Подводники угощали их консервированным мясом, сыром, колбасой, маринованными огурцами». О сладком пироге, испеченном коком Семеном Стецюком в день рождения краснофлотца-электрика Аркадия Комкова можно прочитать в воспоминаниях И. А. Колышкина.
С напитками дело обстояло проще, на камбузе или в буфете всегда был чай — горячий и холодный, кто к какому привык. По случаям раздавалась и боевая норма, сто граммов, разлитая по стопкам, иногда такая порция выдавались доктором. Некоторые моряки договаривались и сливали свои «дозы» в бутылку для создания запаса.
Во время походов очень трудно было поддерживать гигиенический порядок из-за ограниченных запасов пресной воды. Проблема умывания решалась с помощью дистиллированной воды. Ее нагревали и предоставляли лишь части экипажа, всем помыться за одно всплытие для подзарядки аккумуляторов не удавалось. «В лодке холодно, так как много воздуха проходит через отсеки в связи с работой дизелей и вентилированием аккумуляторной батареи. Но, тем не менее, те, кто моется горячей водой от дистиллятора, ходят по лодке до пояса раздетые. Ведь умыться каждый день не удается, так как пресной воды мало и на умывание её дают только тем, кто несёт верхнюю вахту» — так описывает в своих воспоминаниях командир БЧ-5 подводной лодки С-101 Георгий Александрович Динцер. Такой способ мытья был и на других лодках»: «Инженер расщедрился и выделил для матросов три резиновых мешка с дистиллированной водой. Сейчас мы умываемся этой водой. Умываемся до пояса прямо над раскрытым трюмом».
Бывало, что приходилось использовать и морскую воду: «Умываемся соленой. А в ней мыло свертывается. Почему у нас нет специального мыла для морской воды?» После вахты от соленой морской воды часто появлялась резь в глазах, морякам в таких случаях давали полкружки воды, чтобы избежать воспаления глаз, рассказывает В. Г. Стариков.
Подводники упоминают и об организации на лодках походных парикмахерских, где можно было подстричься и побриться при возвращении из похода в Полярный. «Команда весь поход, как правило, не брилась, а при подходе к родным берегам все брились».«В нашем теплом отсеке действует походная парикмахерская: острыми ножницами можно подрезать отросшие за поход вихры. Вместе с грязью и копотью сбриваем жесткую щетину со щек».
Был отлажен между вахтами досуг, это время можно было занять чтением книг. Один из моряков, чаще всего матросов, отвечал за подборку литературы на лодке перед походом. Ее получали в большой бригадной библиотеке или в библиотеке Дома Флота, при этом учитывались запросы членов экипажа. Интерес был к военной, технической, политической книге, но наибольшим спросом пользовалась художественная литература. И. А. Колышкин рассказывал: «В большом почете Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Толстой, Чехов и Горький. Из рук в руки переходят книги Маяковского, Шолохова, Фадеева, Соболева, Новикова-Прибоя, Островского».Г. И. Щедрин и С. А. Шахов упоминают о книге Н. А. Островского «Как закалялась сталь». Книгу академика А.Н. Крылова «Мои воспоминания» брал с собой Г. А. Динцер.
Большое значение придавалось проведению на лодке политзанятий и политинформаций, соответствующую литературу брали с собой в поход комиссары и парторги лодок в поход. У И. А. Колышкина можно прочитать упоминание: «Быстро прошагал на лодку комиссар Щ-401 Василий Николаевич Вересовой с какими-то брошюрами и книгами под мышкой.
Боевой листок с подводной лодки С-101
На лодках существовали редколлегии, редактор и художник, силами которых выпускался «Боевой Листок». В нем отражались события, происходившие на лодке во время похода, помещались короткие советы опытных моряков, отводилось место юмору и зарисовкам. Подробное описание процесса создания «Боевого листка» есть в воспоминаниях у С. С. Шахова: «Редактор стенной газеты мичман Сергей Дмитриевич Кукушкин готовил выпуск боевого листка. Примостившись на раскладном стуле у компрессора воздуха высокого давления, он просматривал поступившие заметки, отбирая те, которые надо было дать в первую очередь.Рядом с Кукушкиным устроился электрик, он же корабельный художник Евгений Парфентьев. Он рисовал в углу листка фигуру наблюдателя на мостике. Наблюдатель получился чуть похожим на старшину 2-й статьи Ивана Харитонова».
Уходя в поход, моряки брали с собой шахматы, шашки и, конечно, домино, оно, вне конкуренции, было самой любимой игрой. Об игре в домино пишут очень многие подводники. Играли, однако без удовольствия, нельзя было «забивать» козла, шум в подводном положении категорически запрещался. Есть также упоминание о патефоне: «Во втором отсеке установили на резину патефон и слушают пластинки».Об использовании музыкальных инструментов в мемуарах есть два рассказа. Один из них – о гитаре, на которой играл моторист С-101 Борис Лозовой: «В шестой отсек пришёл корабельный весельчак моторист Борис Лозовой. «Ну, братцы, вы делайте уборку, а я буду на гитаре играть» — произнёс он». На этой же лодке звучал и аккордеон: «В первом отсеке находятся норвежские патриоты, которых мы должны высадить на норвежский берег для разведки. У одного из членов этой группы есть аккордеон. Он хорошо играет и поёт свои национальные песни».
Во время похода трудно приходилось курильщикам. Курили в рубке. Об этом пишет В. Ф. Тамман: «В рубку приходят курильщики (ночью на мостике курить запрещено). Если я сижу или лежу с закрытыми глазами, они тихо присаживаются на корточки и молча пускают клубы дыма.Мостик опустел. Я докурил папиросу и положил окурок в консервную банку, засунутую в карман реглана». Окурок, спички и прочий мусор за борт не выбрасывались. Это правило, которое строго соблюдалось в интересах скрытности: противник не должен был догадываться о пребывании лодки на позиции. У Л. А. Власова есть упоминание, что «… выкурить папиросу или махорку можно было и при всплытии лодки в центральном посту».
Утилизация мусора была хорошо продумана. Из камбуза пищевые остатки можно было вынести при всплытии лодки, а донышки консервных банок обязательно пробивались.
Во время походов моряки ухитрились встретить Новый, 1943 год, по всем правилам. Сохранился рассказ В. Ф. Таммана о таком празднике на лодке Л-20. «И вот я вижу в отсеке на середине праздничного стола елочку – настоящую, живую, такую близкую русскому сердцу. Ее убранство незатейливо: на ветвях висят этикетки, галеты, кусочки колбасы, таранка, обернутая в серебрин … Под елочкой – ватный Дед-Мороз. Разноцветные лампочки – тут уж электрики постарались – украсили скромный наряд лесной красавицы. Личный состав носовых отсеков — сказал старшина Александр Иванович Доможирский, поздравляет командира подводной лодки «Л-20» с Новым годом. Он снял с ветвей елочки небольшую картонку-сувенир и вручил ее мне. На картонке было написано пожелание открыть боевой счет потопленным фашистским кораблям в наступившем 1943 году. Передо мной эмалированная кружка, до краев наполненная вином. Провозглашаю тост: за боевой сорок третий! Во имя морской дружбы и товарищества пусть каждый отопьет глоток из этой ендовы. Пригубив добрый кавказский портвейн, я пустил кружку по кругу». Новогоднее деревце было припасено заранее. Елочки в преддверии новогоднего праздника в Полярный привезли для украшения катка на стадионе. Проходившие мимо матросы доказали оформителям, что одна из них лишняя и, завернув в бушлат, ухитрились пронести на лодку мимо вахтенных.
Моряки очищают перила подводной лодки ото льда после боевого похода. Фото Е. Халдея
Вместе с теплыми воспоминаниями о днях, проведенных на базе в Полярном, о тихих часах во время походов есть и рассказы о трудных буднях на лодке. Замкнутое тесное пространство на долгие дни, нехватка воздуха и воды, отсеки, заполненные смесью запахов, от аккумуляторов, дизелей, камбуза, грязных трюмов, помойных ведер, немытых человеческих тел, заношенной одежды. Промокшие до костей, закоченевшие от холода рулевые-сигнальщики и вахтенный офицер спускались внутрь лодки, торопливо сбрасывали прорезиненные плащи и вытирали лицо полотенцем. Кожа на лице от едкой соленой воды начинала шелушиться. подошвы примерзали к палубе. Приходилось все время переступать ногами, чтобы прочно не примерзнуть к месту. Зимой одежда, покрытая льдом, теряла гибкость, словно это был панцирь. Шапка и воротник полушубка смерзались в один ледяной колпак. На лице образовывалась ледяная маска, и его невыносимо жгло. В лодке было тоже холодно, на приборах покачивалась ледяная бахрома.Об этих буднях тоже пишут в своих мемуарах подводники, в том числе и И.А. Колышкин, и Л. А. Власов, и С. С. Шахов, и В. Г. Стариков. Это были тяжелые испытания во имя Победы, во имя скорейшего наступления мирной жизни. Подводники прошли через них, выдержали, и мы не должны забывать их подвиги.
Литература:
Власов Л. А. В отсеках тишина. Москва, 1964
Головко А. Г. Вместе с флотом. Москва, 1979
Иосселиани Я. К. В битвах под водой.Москва, Воениздат, 1959
Колышкин И. А. В глубинах полярных морей. Москва, 1970
СтариковВ. Г. «Награнижизниисмерти». Ижевск, 1972
Тамман В. Ф. В черной пасти фиорда. Москва, 1979
Фисанович И. И. История «Малютки». Москва, 1956
Чемесов О. Г. В глубинах Баренцева моря. Москва, 1965
Шахов С. С. Атакует «Щука». Москва, 1967
ЩедринГ. И. На борту С-56. Москва, 1963
С-101 в воспоминаниях экипажа. Санкт-Петербург, 2015
